– Это нам никогда не грозило, – саркастически пробормотала миссис Мур.
Тим ничем не показал, что слышал ее замечание.
– Хватит с нас болезней и траура. – Взгляд, который он бросил на Пруденс, сделал его следующие слова особенно весомыми: – Жизнь слишком коротка, и надо радоваться ей пока можно.
Пруденс отвернулась, но он не мог позволить ей не обращать на него внимания.
– Как продвигается лечение массажем, рекомендованное доктором Блэром? Оно действительно исцеляет от всех болезней, как говорил доктор?
Миссис Мур хихикнула. Пруденс вспыхнула, вспомнив о массаже, который делал ей лорд Рэмси.
– Сейчас слишком рано делать какие-либо выводы. Возможно, тебе тоже был бы полезен массаж.
Тим откинул со лба золотистые волосы. На минуту вокруг глаз резче обозначились горестные морщины.
– Никаких процедур, пока я здесь, Пру. Я намерен забыть на неделю о докторах и лечении.
Должно быть, он вспомнил тот день, когда лишился своего сына – в тот день в доме было полно докторов, которые ничего не смогли сделать для спасения новорожденного.
– Вы планируете остаться на целую неделю, сэр? – Миссис Мур была озабочена усадить их за стол для игры в мушку, поэтому задала этот вопрос, не придавая ему слишком большого значения.
Тим посмотрел не на миссис Мур, а на Пруденс. Его лицо снова просветлело при мысли о том, что может дать им неделя, проведенная вместе. На время он отвлекся от своих печальных проблем, оставшихся далеко от Брайтона, в центре Дорсета.
Пруденс не хотела играть в карты. Игра напоминала ей о том, как безрассудно она вела себя прошлым вечером.
Тимоти же находил в игре не меньшее удовольствие, чем миссис Мур. Он постоянно обращался к картам в эти последние, тяжелые для него, месяцы. Тим часами играл с Эдит в первые месяцы ее беременности, когда она чувствовала себя настолько плохо, что ничего другого по вечерам делать не могла. С увеличением срока беременности способность выдерживать длительные партии стала ей изменять. Она быстро уставала и раздражалась и не могла играть спокойно, без эмоций. Вскоре кузина вообще отказалась от ежевечерних игр с мужем и перебралась в собственную спальню, и Тим в одиночестве до глубокой ночи раскладывал пасьянс. После потери ребенка Тим попытался вернуть жизнь в нормальное русло, предложив убитой горем Эдит возобновить карточные турниры. Но Эдит была не в состоянии сосредоточиться, она даже не могла делить с мужем постель. Ежевечернее раскладывание пасьянса становилось, на взгляд Пруденс, все более одиноким. Однажды вечером она необдуманно согласилась сыграть с Тимом партию-другую.
Вероятно, это было ее ошибкой. Карточная игра, да и триктрак, если уж на то пошло, рождают чувство товарищества, эти состязания ума и удачи неожиданно быстро сближают людей. За картами Пруденс утратила способность верно оценивать перспективу своих отношений с мужем кузины, а за доской для триктрака проиграла двадцать четыре часа своего времени.
За столом для семи игроков освободились два места. Миссис Мур быстро заняла одно. Второй стул Тим выдвинул для Пруденс.
Миссис Мур выжидательно смотрела на них. Пруденс знала, что пожилая дама любит играть в карты не меньше, чем наблюдать со стороны за игрой других. Пру покачала головой и вручила Тимоти фишки, что он купил для нее при входе.
– Играйте вы с миссис Мур. У меня голова болит. Я лучше спокойно почитаю газету. Может, присоединюсь к вам позже, когда пройдет головная боль.
Их руки на мгновение встретились, когда она передавала ему фишки. Ангельские голубые глаза посмотрели на нее с нежностью, хотя губы, открывшие ей ее собственную страстную натуру, тронула гримаса разочарования.
– Ладно, – проговорил он. – Надеюсь, головная боль пройдет скоро.
Вообще-то никакой головной боли у Пруденс не было. У нее болело сердце.
Она чувствовала, что не выдержит, если ей придется еще час просидеть за столом напротив мужчины, виновника этой боли, как она уже сидела за завтраком, когда солнце падало из-за спины Тима ему на волосы, отчего голова казалась окруженной золотистым нимбом, а его глаза – два озера голубой лазури – обещали выполнить каждое ее желание. Она бы не вынесла еще одного его нежного взгляда или слова. Тимоти достаточно было посмотреть на нее, и она тут же утрачивала способность рассуждать здраво. Она забывала обо всем, глядя в его глаза. Она забыла бы, что хорошо и что плохо, что порядочно, а что нет, если бы он одарил ее еще одной ослепительной улыбкой. Она не могла отвести взгляд от его губ, когда он улыбался. Ей слишком хорошо были известны их сладкие обещания, их жаркий соблазн.
Любовь к Тимоти Маргрейву лежала у нее на сердце тяжким грузом, причиняя боль. У Пруденс было впечатление, что влечение к ней Тимоти проникает в нее, сжимает в объятиях ее душу, душит ее, выдавливая из легких весь воздух. То, чего она желала, к чему стремилась, когда Тимоти был рядом, противоречило всем ее жизненным установкам.
Ей нравился Тим. Пруденс знала, что и она ему правится, но его намерения пугали ее. Но еще больше ее пугало собственное желание. Она не могла избавиться от этих чувств, но она могла по крайней мере дистанцироваться от них и от Тима. Взяв одну из газет, предназначенных для постоянных посетителей читальни Доналдсона, она погрузилась в чтение, поклявшись себе, что не оторвется от страниц «Сассекс эдвертайзер», пока не найдет в разделе «Требуются» какое-нибудь подходящее предложение. Пора было начинать новую жизнь.
Спустя четверть часа Пруденс просмотрела все газеты, кроме одной, так и не приблизившись к поставленной цели. Последняя газета, «Лондон Таймс», находилась прямо у нее перед глазами, зажатая в руках одного из постоянных посетителей читальни. Пруденс успела уже просмотреть раздел международных новостей во всех остальных газетах, а он все изучал «Таймс».